Сильнее кошки зверя нет!

В 1778 году первым владимирским наместником и генерал-губернатором был граф Роман Воронцов. Он стал инициатором основания нескольких новых городов, в том числе Коврова, причем в Ковровский уезд вошла территория нынешнего Камешкова.

Вельможа и влиятельная фигура в тогдашней общероссийской политике, талантливый администратор и высокопоставленный масон, человек с огромными связями при дворе, гордый и надменный Воронцов, однако, имел свою ахиллесову пяту. Неизвестно почему, но всесильный владимирский наместник, не страшившийся даже коронованных особ, смертельно боялся… обыкновенных кошек! Стоило графу, кстати, полному генералу, увидеть при выходе из своих покоев местную мурку или барсика, с его сиятельством сразу же делался столбняк, а денно и нощно охранявшие персону генерал-губернатора адъютанты и конвойные драгуны мужественно бросались вперед, пытаясь зарубить или застрелить несчастное мяукающее животное. Поговаривали, что один из врагов Воронцова не придумал ничего лучше, как послать ему под видом подарка искусно скрытую в футляре кошку. Эффект был сильнее, нежели бы графу прислали бомбу. А жители Владимира при выездах наместника старательно прятали пушистых любимцев и любимиц, уберегая их от безвременной гибели, а себя — от опалы.

Другой пример — с фигурой гораздо меньшего масштаба. В Ковровском уезде в середине XIX века жил почтенный протоиерей Лев Полисадов. Он был местным благочинным, начальствуя над десятками церквей. Отец Лев выделялся из числа коллег большой ученостью, хорошим знанием нескольких иностранных языков и крайней суровостью. В то жесткое время протоиерей Полисадов запросто ссылал неугодных дьячков, пономарей и даже священников на «принудительные работы» в дальние монастыри, заставлял их отбивать сотни поклонов перед образами за малейшую провинность, а порой не гнушался лично приложить свой увесистый пастырский посох к нерадивому церковному служителю. Всё и вся трепетали перед грозным батюшкой.

Но если дело было в летнюю пору, то у проштрафившегося церковника появлялась надежда отделаться «малой кровью», и он истово молился о ниспослании… грозы! Протоиерей Полисадов лишь одной грозы и боялся. Когда над его домом начинали громыхать раскаты грома, он непременно садился на диван в самой дальней и темной комнате. Умный и образованный батюшка почему-то воображал, что гром и молния непременно должны поразить именно его, Льва Полисадова. Пока над селом бушевала гроза, батюшка становился разительно непохож сам на себя. Он был крайне ласков, не мог отказать ни в какой просьбе и прощал любую вину. Неудивительно, что, едва завидев приближение черной тучи к Лежневу, туда во весь опор устремлялись духовные лица из всех окрестных сел. Но стоило грозе прекратиться, прежний грозный благочинный возвращался во всей непреклонности. А не успевшим решить проблемы под аккомпанемент громовых раскатов, оставалось терпеливо ждать следующих погодных катаклизмов...

Влиятельной фигурой во Владимире рубежа XIX-XX веков был губернский предводитель дворянства Михаил Леонтьев. Прямой потомок великого полководца Суворова, в молодости он служил в гвардейских гусарах. Ему довелось принять участие в боях русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Особенных подвигов его превосходительство не совершил, но, очевидно, воспоминания юности оставили неизгладимый след в его памяти. В сущности, господин Леонтьев был милым, образованным и светски воспитанным человеком. Но имелся у него, как тогда говорили, «пунктик». Первый дворянин Владимирской губернии, устроитель блестящих балов и масштабных охот пуще всего любил… поговорить о русско-турецкой войне. Если какой-нибудь помещик хотел найти поддержку у губернского предводителя, то невзначай в разговоре упоминал об участии в войне с турками себя, кого-либо из родственников или на худой случай, соседей по имению. Леонтьев, забыв обо всем, пускался в длительные рассуждения на военную тему и зачислял собеседника в число лучших друзей. Если владимирский чиновник хотел решить какой-то вопрос с губернским предводителем, то непременно просил рассказать последнего о встречах с героем турецкой войны генералом Михаилом Скобелевым. Вдоволь наговорившись о Скобелеве, Леонтьев затем делал для «любознательного» чиновника все, что только мог.

Большим оригиналом зарекомендовал себя и современник Леонтьева архиепископ Владимирский и Суздальский Сергий (Спасский). Доктор богословия, автор научных трудов, не потерявших значения до сих пор (благодаря ему, в частности, были изданы исторические очерки по всем без исключения нынешним камешковским селам), он ратовал о строительстве новых храмов в епархии. Так, именно по его благословению началось строительство Свято-Вознесенского храма в Камешково. Однако при всех своих многих положительных качествах владыка порой изумлял окружающих своими непреходящими странностями. Стоило во время архиерейской службы кому-либо случайно кашлянуть, то этот человек немедленно оказывался в "черном списке" у Высокопреосвященного. Болтовня и невнимание находящихся в соборе людей архипастыря ничуть не смущали. Но в любом кашляющем он почему-то видел насмешку. Архиепископ часто простужался, и сам нередко покашливал. Вот ему почему-то и казалось, что каждый кашляющий его передразнивает. Случалось, что закашлявшего человека по приказу владыки служки даже изгоняли из храма.

Архиепископ Сергий оригинальничал и иным образом. Если с утра он вставал «не с той ноги», то поперек дорожки, ведущей к архиерейским покоям, появлялось… большое сучковатое бревно. Это был, наверное, самый первый дорожный знак во Владимирском крае, недвусмысленно гласивший: проезд к владыке строго запрещен! И действовал этот знак столь убедительно, что «проскочить» через него не пытался даже владимирский губернатор. Такие вот оригиналы в местной истории. Каковые-то нынче?