«Больше всего я не люблю войну!»

Он никогда не сидел без дела, занимался своим усадебным хозяйством, увеличивал площадь дома за счет всевозможных пристроек. И мало кто знал, что этот пожилой человек — ветеран необъявленных войн второй половины XX века, о которых долгое время даже упоминать было нельзя по соображениям строжайшей секретности...

В уже далеком 1966 году старшего лейтенанта Алексея Воробьева из зенитно-ракетной части, дислоцированной под Ленинградом, срочно вызвали к высокому начальству. Генерал сообщил старлею, что командование намеревается направить его в дальнюю командировку — длительную и опасную.

- Готов? Сомнений нет? — спросил генерал тоном, не предусматривавшим никакой возможности отказа. Воробьев только что женился, у него был «медовый» месяц, но он ответил бодро:

- Так точно, готов!

Только что в совершенстве освоившего зенитно-ракетный комплекс С-75 «Двина», занимавшего должность начальника смены радиолокационной станции (РЛС) молодого офицера оформили… инженером по технике безопасности сельскохозяйственных работ! И началась секретная командировка. Вместе с группой таких же «инженеров» и «рабочих» весь «колхоз» с военного аэродрома под Питером отправился курсом на Свердловск. Оттуда их борт взял направление на Хабаровск. Дальше необъятный Советский Союз закончился. Но самолет с «сельхозниками» упорно стремился дальше — на Пекин, а потом на Гуаньчжоу и Кантон. К тому времени уже всем командированным было ясно, что конечный пункт их назначения — Вьетнам, где шла кровопролитная война между Севером и Югом, между силами соцлагеря и американскими войсками. Конечным пунктом оказался Ханой.

- Вначале нас направили в учебный центр, — вспоминал Алексей Максимович. — Выделили бунгало, переодели во вьетнамскую полевую форму без знаков различия. Сейчас, говоря об этом, поневоле вспоминается анекдот про «китайских летчиков-добровольцев» Ли-си-цын и Си-ни-цын… Стояла нестерпимая жара, в рационе начисто отсутствовал черный хлеб (выдавали его подобие из рисовой муки), зато было много разных экзотических по тем временам фруктов, в том числе бананов — на них мы поначалу и набросились. Вьетнамский майор, окончивший Академию в Союзе и отлично говоривший по-русски, рассказал, что тут идет война, поэтому никаких удобств предоставить нельзя, да и о гарантиях безопасности речь не идет — стреляют! Поначалу мы обучали целый вьетнамский полк работать с нашей военной техникой, а заодно адаптировались сами к непростым условиям службы. А через полгода заступили на боевое дежурство.

К тому времени в небе Вьетнама господствовала американская авиация. По замыслу заокеанских стратегов она должна была осуществлять роль безнаказанного убийцы. Стратегические бомбардировщики и новейшие реактивные истребители ВВС США бомбили территорию Северного Вьетнама, проводили штурмовки позиций вьетконговцев. Но так продолжалось, пока во вьетнамских джунглях не появились доставленные туда под большим секретом советские ракеты, а места в кабинах поставляемых во Вьетнам «МиГов» не заняли работавшие под вьетнамцев советские летчики.

Дивизион, в составе которого служил старший лейтенант Алексей Воробьев, дислоцировался в северовьетнамской провинции Хабак. Наступили суровые боевые будни. Развернув ракетные установки, «вьетнамцы» из-под Ленинграда ждали появления вражеских самолетов.

- Местность была гористая, поэтому цель если и появлялась в зоне поражения, то лишь на короткое время, — пояснял А. Воробьев. — Работать по ней в таких условиях было непросто вдвойне. Но постепенно мы приноровились и начали американцев сбивать! Всего наш дивизион за жаркое лето 1966-го сбил 5 американских самолетов. Как правило, это происходило днем. Помню, среди пораженных нашими ракетами целей были тяжелый истребитель-бомбардировщик F-105 «Тандерчиф» и разведчик F-101. Для того, чтобы нам засчитали победу, требовалось найти обломки сбитого самолета. Это было едва ли не труднее, чем собственно поразить цель. Мало того, что местность там труднодоступная, главная проблема состояла в том, что вьетнамцы в считанные минуты растаскивали обломки крылатых машин буквально до последнего винтика. Как правило, когда наша поисковая группа, в составе которой был и я, достигала места падения, то нам в виде трофеев доставались лишь мелкие части самолетов, все остальное уже было унесено местными жителями.

Летчиков сбитых американских самолетов вьетконговцы уводили задолго до нашего прибытия. Лишь однажды, когда мы сбили очередной самолет, помнится, это был F-105, то через наше расположение провели американца — высокого рыжего детину, который… говорил по-русски! У него, кажется, предки были родом из России. Он попросил у нас напиться. Мы ему дали флягу с водой. Тот выпил, но поморщился — вода у нас в целях обеззараживания была хлорирована. Потом пленного увезли. Вообще-то у нас была строгая инструкция — к пленным не подходить. А самолет этого рыжего нам не засчитали…

- Вот моя память о Вьетнаме, — так полковник Воробьев называл небольшой металлический осколок. — Это от американского неуправляемого ракетного снаряда — НУРСа. Однажды нас обстрелял «Фантом», причем этот НУРС разорвался рядом со мной. Меня тогда контузило, а один из осколков я подобрал и сохранил на память. А вот еще сувенир! — Алексей Михайлович демонстрировал алюминиевую расческу, образующую одно целое со стилизованным изображением ракеты. — У нас была такая традиция: из обломков американских самолетов делать такие полезные вещи.

Во вьетнамской командировке «инженер по технике безопасности» Воробьев находился до декабря 1966-го. В январе 1967 года он вернулся на родину. Заслуги офицера во время секретного вояжа командование оценило в должной мере: он был награжден орденом Красной Звезды и вьетнамским орденом.

А спустя три года Воробьев, уже в качестве начальника штаба дивизиона, вновь отправился в командировку — на этот раз в Египет. В рамках секретной операции «Кавказ» во время египетско-израильской войны туда скрытно перебросили группировку советских военнослужащих, которые должны были сражаться на стороне Египта. На этот раз позиция дивизиона Воробьева находилась в районе Гизы, а целями стали самолеты ВВС Израиля. Воевать там, в условиях пустыни, было еще тяжелее, чем во Вьетнаме. Израильские «Миражи» наносили ответные удары, и расчеты советских ракетчиков несли потери. Но в целом ВВС Израиля получили чувствительный удар, потеряв почти половину имеющихся крылатых машин. Вскоре после того, как советские ракетные дивизионы уничтожили за один день сразу 12 израильских боевых самолетов, было установлено перемирие.

- Там мы тоже сбивали врага, — вспоминал А. М. Воробьев. — То ли 4, то ли 5 самолетов — сейчас уже не помню. А соседний дивизион только за один бой поразил сразу 4 самолета!

Наградой за эту командировку стал экзотический египетский орден Возвращенного меча. Затем была служба в Эстонии и в Польше, учеба в Военно-артиллерийской академии имени Калинина, назначение на должность начальника отдела штаба 1-й армии ПВО Московского военного округа. Награжденный орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени полковник Воробьев вышел в отставку в 1990 году и вернулся в родную Владимирскую область.

- Больше всего я не люблю войну! — признавался он. — Мой отец Максим Федорович прошел всю Великую Отечественную, мне тоже не раз довелось побывать под огнем. Дай Бог, чтобы у нас никогда такое не повторилось…