Как уплыли наши сосны

В старину в нашем крае по большей части произрастали леса трех типов. Во-первых, дубравы. Они в большом количестве встречались по берегам рек, в том числе в Клязьменской пойме. Да и стольный город Стародуб-Кляземский, видимо, получил свое название не только по одноименному городу в Черниговской земле, но и в связи с наличием большого числа дубов на кляземских берегах.

Во-вторых, значительную часть местных лесов составляли сосновые боры. До сих пор приезжающие в Ковров впервые удивляются: откуда в центре города сосны? Теперь, правда, последние ковровские сосны сохнут, и скоро их в городе не останется совсем. Но пока они зримо напоминают о прежде росших здесь роскошных сосновых борах. Город Камешково тоже возник посреди векового соснового бора, остатки которого можно видеть и теперь. В-третьих, это были куда более нам привычные смешанные леса, в основном, из сосны, ели и березы.

Сегодня для ковровчан и камешковцев привычно видеть в заклязьменской пойме в районе сел Малышево, Большие Всегодичи, а также севернее поселка имени Карла Маркса до поселка имени Кирова и села Усолья обширные поля и пустоши, поросшие кое-где небольшими перелесками и кустарником. Кажется, что так было всегда. И трудно поверить, что лет 200-150 назад именно Всегодическая и Малышевская волости прежнего Ковровского уезда специализировалась на лесной торговле!

Пример этих мест наглядно показывает, чем может обернуться непродуманная и сиюминутная деятельность по своду лесов и изменению местного пейзажа. Когда-то по берегам реки Уводь росли дремучие сосновые леса, богатые дичью, бортными угодьями, грибами и ягодами. В конце XVIII столетия в царствование императрицы Екатерины II, когда развитие торговли и промышленности потребовало большого количества строительных материалов и дров в южных безлесных местностях обширной Российской империи, предприимчивые купцы придумали, как с максимальной выгодой использовать казавшиеся тогда неисчерпаемыми лесные богатства.

Принадлежавшие удельному ведомству и казне леса находились в ведении чиновников, с которыми легко было договориться за умеренную мзду. Чиновники продавали, точнее, отдавали почти за бесценок леса на вырубку местным купцам. А те при помощи нанятых крестьян нещадно вырубали вековые сосняки, а бревна свозили к речке Уводи. Там их сплавляли вниз по течению до недалекой Клязьмы, где лесины связывали в плоты, частью тут же изготовлялись баржи, барки и иные нехитрые речные суда. После чего все это отправлялось в Оку, а оттуда – в Волгу. А в нижнем Поволжье и плоты, и те же барки использовались в качестве материала для деревянных построек или шли просто на дрова.

В районе Царицына и Астрахани ковровские и камешковские сосны продавались по немалой цене, а поскольку купцам они доставались почти даром, да и транспортировка обходилась за счет ничего ни стоившей силы рек, то купцы в итоге оставались в хорошем барыше. И удовлетворенно подсчитывая прибыль, присматривали новые угодья вдоль извилистой Уводи. А потом там вновь стучали топоры, и опять неторопливо вниз по течению плыли по Клязьме, Оке и Волге барки и плоты из ковровского леса.

Так продолжалось несколько десятков лет. О возобновлении сведенных лесных угодий никто не заботился. Зачем? Любые лесные посадки требовали денег, а коммерсантам тратиться на эти «глупости», разумеется, не хотелось. Леса же и так много. На наш век, мол, хватит, а после нас – хоть потоп! На одно-два поколения купцов всегодических и малышевских лесов, действительно, хватило. А потом лес кончился.

Справедливости ради надо отметить, что не только купцы, но и господа помещики из дворян не менее расточительно относились к своим лесным владениям. К примеру, писатель Борис Садовской в мемуарах так подвел итог жизни многолетнего ковровского предводителя дворянства Ивана Сергеевича Безобразова: «[Безобразов] имел в разных губерниях три тысячи душ, лет тридцать был предводителем в Коврове... Уездные остряки дали ему прозвище Иван Безземельный. Для ценза Безобразов купил у помещика Рахманова тысячу десятин срубленного леса за бесценок и получил новое прозвище: Иван на пеньках. Однако его выбрали в председатели управы».

Не менее легко рассуждает в одном из писем о возможности продать купцам под вырубку принадлежащий ему лес помещик деревень Карики и Федюнино Ковровского уезда 1830-х годов надворный советник Павел Иванович Хотяинцев. Он служил в Министерстве иностранных дел в Петербурге, а в ковровские имения приезжал только для того, чтобы выбить из крепостных оброк да продать очередной лес на порубку и сплав. В июле 1836 года Хотяинцев писал жене в Петербург из своей деревни Карики: «...Я рубить велел мой лес, и по Клязьме весной будут сплавлять в Вязники и по заводам, где лесу всегда требуется много».

Подобное безобразие на территории Малышевской, Всегодической и отчасти Егорьевской волостей удельного ведомства стало возможным из-за безответственного отношения к государеву добру. Пикантность ситуации заключалась в том, что, к примеру, всегодические боры являлись собственностью императорской фамилии и, по большому счету, ушлые купцы-лесоторговцы воровали сосны у самого царя!

Окончательно добили лесные угодья по Уводи и частично по Клязьме первые ткацкие и красильные фабрики, которые стали активно развиваться в Ковровском уезде в конце XIX века. Самыми крупными из них были фабрики Треумова в Коврове и Дербеневых в Камешково.

Со временем и в Коврове, и в Ковровском уезде стали бережнее относиться к лесным запасам. Доходило до того, что городской наплавной мост чинили из досок, которые добывались на речном берегу из разбитых купеческих барок. Что же касается всегодических и малышевских крестьян, то ко второй половине XIX века они едва ли не взвыли, когда остались без дровяных лесов. Им, спустившим по Уводи и Клязьме (а работы на лесосеках считались выгодным промыслом и трудились там мужички с удовольствием) огромные лесные массивы, приходилось втридорога платить за каждое полено для печки, за каждую жердь для ремонта амбара или крыши.

Кстати, не в лучшем положении оказались жители села Второво и окрестных деревень — там тоже многие гектары лесов свели под корень.

Искусственно устроенные рукотворные многокилометровые поля у Больших Всегодичей послужили в 1941-1942 гг. для создания там полевого аэродрома авиации дальнего действия. А ныне целые поколения ковровчан и камешковцев ошибочно уверены, что безлесье к северу от города оружейников, а также на территории МО Брызгаловское — неизбежная данность. Возможно, точно так же еще полвека спустя новые поколения станут воспринимать как должное и то, что лесов совсем мало и на правом берегу Клязьмы южнее и юго-восточнее Коврова. Теперь их там тоже рубят вовсю…