Из истории «плесского бобрового гона»
Средневековая летописная миниатюра, запечатлевшая охоту на бобров
Перефразируя классика, можно сказать, что «бобры из моды вышли ныне». Хотя тот же Пушкин в бессмертном «Евгении Онегине», в качестве колоритной детали богатого наряда главного героя романа в стихах, писал о том, как «морозной пылью серебрится его бобровый воротник».
В старину мода на красивый и прочный бобровый мех была велика. Из него шили шапки и шубы — они являлись почти обязательной принадлежностью знати, а люди попроще довольствовались бобровыми воротниками. Главным преимуществом шуб из бобра всегда была его износостойкость. Бобровый мех густой, практичный и теплый. И если некоторые шубы, например, норковые, после снега и дождя утрачивают свой привлекательный внешний вид, то ворс бобра при этом только оживает. Он очень быстро высыхает и начинает блестеть. А еще в средние века большой популярностью пользовалась бобровая струя — ароматическое вещество животного происхождения, применявшееся как лекарство от многих болезней.
Известно, что в XVI столетии выделанные бобровые шкурки ценились на Руси примерно на 25% дороже собольих, причем бобровый мех с успехом поставлялся за границу. Например, во Франции во времена знаменитой по роману Дюма королевы Марго аристократы щеголяли шляпами из бобровой шерсти, которая поставлялась в Париж из Москвы. Любопытно, что некоторые из не в меру предприимчивых русских торговцев стали подмешивать в бобровый мех кошачий, что для них было очень выгодно. Однако потом французская знать распознала обман и была смертельно обижена тем, что, оказывается, прошляпила и носила на своих головах не экзотическую «лэн де кастор а ля рюсс», а шляпу «а ля шкурка от Мурка», и поставки бобровой шерсти из Москвы резко сократились.
Именно в ту далекую пору наш Камешковский и соседний с ним Ковровский районы были одним из центров бобрового промысла. Точнее — его центром являлась Плесская волость, получившая название по селу Плесец (ныне оно слилось с деревней Малышево в единый населенный пункт), охватывавшая значительную часть территории нынешних Брызгаловского сельского поселения Камешковского района (в том числе с деревнями Абросимово, Брызгалово, Назарово и Шухурдино) и Малыгинского сельского поселения Ковровского района. О «бобровых гонах» в этой волости писал известный историк, член-корреспондент Академии Наук СССР профессор Сергей Владимирович Бахрушин. Первая его работа на тему увидела свет еще в 1909 году, а последняя в отредактированном виде была опубликована в 1954 году, уже после кончины ученого.
Бахрушин, опираясь на обнаруженные им архивные источники, указывал, что плесским крестьянам было предоставлено право на бобровую охоту «по реке Увоти и ее притокам. За это каждый из плесских бобровников (так называли профессиональных охотников на бобров) ежегодно передавал в великокняжескую казну всего лишь по три бобровых шкурки: «один бобр карий и два бобра — ярца темнокарих» (ярцами тогда называли головалых бобрят), однако в число этих шкурок выбирались самые лучшие и дорогие. Так что в целом великокняжеская казна получила только из одной волости настоящее бобровое изобилие.
Известно, что расцвет бобрового промысла в Плесской волости относился к XVI столетию. Так, до нас дошли имена двух плесских бобровников, которые работали артельно, то есть сообща. Это некие крестьяне Исаак Захаров и Семен Павлов, упоминаемые в документе 1537 года — то есть в малолетство будущего царя Ивана Грозного (ему тогда было всего семь лет). Как сообщает С.В. Бахрушин, бобровники, как и бортники (добывавшие мед диких пчел) «жили на княжеской земле» в пожалованных им «бобровых деревнях». Они точно так же, как и бортники, селились и работали по одиночке, семьями — отец с сыновьями, дед с внуком или очень небольшими группами, вдвоем, втроем».
Ловля бобров для бобровников считалась великокняжеской государевой службой. Окрестные крестьяне должны были за свой счет кормить отправлявшихся на лов бобровников. «Бобровники мои где станут, и они корм возмут», — так гласили грамоты великих князей Московских Ивана III и Василия III — отца и деда Ивана Грозного. Кроме того, охотники на бобров имели право требовать со своих менее привилегированных земляков-крестьян подводы для переездов и перевозки шкур, а также проводников. Также бобровники могли привлекать на охоту в качестве слуг или загонщиков мужиков из соседних сел и деревень. Последние могли отказаться от участия в охоте, но тогда требовалось заплатить откуп — «бобровое».
Сам Грозный повелевал своим плесским бобровникам «наша служба служити, бобры ловити, да, ловя бобры, привозити к Москве, к нашей казне».
Бобровая охота в нашем крае в средневековье стартовала обычно осенью, когда подрастало новое поколение бобрят. Даже бытовало такое выражение: «на бобры им в осенине поити». Обычно бобров ловили при помощи сетей и капканов. Охота, как правило, велась варварскими способами, неудивительно, что с каждым годом бобров, которых прежде здесь было видимо-невидимо, становилось все меньше.
Точно не установлено, когда прекратился бобровый промысел в Плесской волости. Однако известно, что уже в 1635 году правительство первого царя из династии Романовых Михаила Федоровича запретило ловить бобров капканами — это был один из первых отечественных природоохранных законодательных актов. Но уже оказалось поздно, к тому же запрет на местах фактически не соблюдался, поэтому численность бобров на Руси сокращалась год от года. К началу XX века в Европейской части Российской империи бобры уцелели лишь в Воронежской области и в Белоруссии. А, к примеру, в Татарстане последний дикий бобр был убит в 1900 году.
Лишь в СССР в 1930-е годы начались меры по восстановлению бобрового поголовья. В частности, на Клязьме ниже Коврова был создан специальный заказник, разводивший бобров и выхухолей, охота на которых категорически запрещалась. Бобров туда завезли из Белоруссии.
С тех пор эти зверьки размножились в наших лесах столь сильно, что теперь от бобров происходит немало проблем: они портят леса и даже сады, вызывают своими плотинами подтопление речных берегов, повреждают линии электропередач. Порой подпиленные бобрами деревья валятся на садовые домики. И, тем не менее, при всех этих неудобствах лучше жить рядом с бобрами, чем вспоминать о них, как об ископаемой фауне, наподобие мамонтов. Сегодня во Владимирской области насчитывается, согласно официальной статистике, порядка 6000 бобров. Но, похоже, на самом деле их значительно больше...
